Старое кладбище Таганрогаофициально открыто в 1809 году, хотя там уже имелись более старые захоронения. Место для кладбища в соответствии с указом Сената от 1 ноября 1771 года было выбрано далеко за городом, там, где по генеральному плану 1810 года должна была пройти граница Таганрога. Территория была обнесена деревянной оградой с каменной стеной. Над воротами была надпись: «Грядет час, в он же вси сущие во гробех, услышат Глас Сына Божия». Все аллеи кладбища сходятся у заложенной в 1810 году Церкви Всех Святых. Недалеко от Церкви Всех Святых находится часовня с могилой Святого Павла Таганрогского.
На Христианском кладбище в период с 1820 по 1970 год сделано свыше 150 тысяч захоронений. Это в пересчете на единицу площади превышало все санитарные нормы. Официально кладбище было закрыто для захоронений 25 июля 1971 года в связи с несоответствием принятым нормам «плотности захоронений».
Старое городское кладбище упоминается в произведениях А. П. Чехова «Огни», «Ионыч», «Недоброе дело».
Особо ценные скульптуры кладбища были перенесены в городской музей.
У кладбища есть информативный краеведческий сайт.
В 1884 году А.П. Чехов писал сестре Марии: «Кладбище красиво, но обкрадено...». Состояние на 2007 год описано в статье Г. Тимофеевой (АиФ): «Большинство склепов и надмогильных памятников разрушено. Головы некогда изящных скульптур отбиты. И это несмотря на то, что 27 памятников некрополя находятся на учёте в городском Управлении культуры. На дверях склепа градоначальника Таганрога, известного врача и общественного деятеля конца XIX века, немало сделавшего для города, — Николая Анастасьевича Лицина уродливые надписи, нецензурщина. Многие склепы усыпаны мусором, пустыми бутылками… А ведь это кладбище — подлинная история города: могилы с надписями на русском, греческом, украинском, латинском языках… Здесь покоятся многие выдающиеся люди двух прошлых столетий: градоначальники, врачи, инженеры, капитаны, военные, купцы, артисты, послы разных государств…».
В 2000-х годах при кладбище числились бригада рабочих и сторожа, которые поддерживали на территории кладбища минимальный порядок.
На апрель 2012 года Старое кладбище не было оформлено как городской объект, поэтому на его содержание не выделялись средства из городского бюджета. При этом управление жилищно-коммунального хозяйства Таганрога за три года потратило три миллиона рублей на уходные работы на Старом кладбище: на спил и вывоз старых деревьев, отсыпку щебнем и т. д.
В 2012 году кладбище было передано на баланс МУП «Ритуал». Согласно заявлению администрации города, на приведение в порядок всей территории Старого кладбища требуется порядка 13 миллионов рублей. В 2013 году началась совместная работа с Таганрогским Благочинием по инвентаризации захоронений, поскольку не всегда известно, кто покоится в той или иной могиле.
Несмотря на обещания в 2013 году управления жилищно-коммунального хозяйства Таганрога провести работы по благоустройству территории Старого кладбища, восстановить забор и ворота, поставить урны и контейнеры для мусора, внешний вид некрополя за истекший год не изменился.
В августе 2015 года стало известно, что на старом кладбище при Церкви Всех Святых будет открыт приходской музей. Экспонатами будущего музея будут иконы и предметы культа. Подобный музей станет первым в Ростовской области. Его создадут по программе Русской православной церкви по сохранению духовного наследия. В сентябре 2015 года на Старом кладбище состоялось выездное заседание рабочей группы городской Думы по организации музейной экспозиции на его территории. Выяснилось, что около 25 лет назад специалистами по заказу городских властей уже проводилось детальное исследование кладбища на предмет возможного проведения восстановительных работ.
В июне 2016 года — после жалобы таганрожцев на плачевное состояние кладбища в одном из прямых телеэфиров — кладбище посетил губернатор Ростовской области Василий Голубев. Губернатор смотрел места захоронения Котопули, Андреевых-Туркиных, Лакиеров, побывал в храме во имя Всех святых, в часовне Святого Павла Таганрогского. Губернатор заявил, что «мы будем делать всё возможное, чтобы сохранить этот уникальный памятник истории».
Памятник представляет собой склеп с четырьмя арками, покоящимися на угловых рустованных колоннах. Верх главной арки (над входом) украшен медальономa, углы колонн — растительным орнаментом. Все сооружение покрыто куполом с башенкой прямоугольной формы, служащей пьедесталом для ангела. Во всем облике склепа чувствуется тихая грусть, затаенная печаль. Фигура ангела Скорби вносит в общую композицию мотив сентиментальности. Высота склепа со скульптурой — около 7 метров. Все сооружение облицовано белым мрамором. Лицо ангела Скорби поражает выразительностью. Ангел поддерживает крест, посаженный на пьедестал, диаметром 30 сантиметров.
Построен в 1872 год. До наших дней сооружение дошло с утратами: крест в руках ангела частично разрушен, медальон не сохранился, как и большинство облицовки из белого мрамора. Небольшой барельеф с ликом Христа, располагавшийся в центре креста, сейчас в нескольких метрах от склепа установлен на другом захоронении. Вход в усыпальницу заблокирован массивной металлической дверью, над ней еще сохранилась надпись: "ФИЛИППЪ ДМИТРIЕВИЧЪ КОТОПУЛИ РОДИЛСЯ 23 ДЕКАБРЯ 1814, СКОНЧАЛСЯ 13 IЮЛЯ 1867 ГОДА". Окна усыпальницы заложены.
Принято считать, что склеп описан А. П. Чеховым в рассказе "Ионыч" как усыпальница итальянской оперной певицы по фамилии Диметти. Вероятно, именно художественная связь с именем знаменитого соотечественника позволила памятнику стать объектом культурного наследия регионального значения (по решению Малого совета Ростовского областного совета народных депутатов № 301 от 18.11.1992 г.). Кстати, на официальном портале Правительства Ростовской области в списке ОКН регионального значения склеп долгое время так и значился: "Памятник на могиле Диметта, который описан в рассказе А.П. Чехова "Ионыч"". Однако в 2016 году ошибка была исправлена, уточненное наименование объекта культурного наследия «Мавзолей с ангелом на захоронении Ф.Д.Котопули, который описан в рассказе А.П. Чехова «Ионыч» как «памятник Диметти» .
Она остановилась, как бы желая что-то сказать, потом неловко сунула ему в руку записку и побежала в дом, и там опять села за рояль. «Сегодня, в одиннадцать часов вечера, — прочел Старцев, — будьте на кладбище возле памятника Деметти». «Ну, уж это совсем не умно, — подумал он, придя в себя. — При чем тут кладбище? Для чего?» Было ясно: Котик дурачилась. Кому, в самом деле, придет серьезно в голову назначать свидание ночью, далеко за городом, на кладбище, когда это легко можно устроить на улице, в городском саду? И к лицу ли ему, земскому доктору, умному, солидному человеку, вздыхать, получать записочки, таскаться по кладбищам, делать глупости, над которыми смеются теперь даже гимназисты? К чему поведет этот роман? Что скажут товарищи, когда узнают? Так думал Старцев, бродя в клубе около столов, а в половине одиннадцатого вдруг взял и поехал на кладбище. У него уже была своя пара лошадей и кучер Пантелеймон в бархатной жилетке. Светила луна. Было тихо, тепло, но тепло по-осеннему. В предместье, около боен, выли собаки. Старцев оставил лошадей на краю города, в одном из переулков, а сам пошел на кладбище пешком. «У всякого свои странности, — думал он. — Котик тоже странная и — кто знает? — быть может, она не шутит, придет», — и он отдался этой слабой, пустой надежде, и она опьянила его. С полверсты он прошел полем. Кладбище обозначалось вдали темной полосой, как лес или большой сад. Показалась ограда из белого камня, ворота... При лунном свете на воротах можно было прочесть: «Грядет час в онь же...» Старцев вошел в калитку, и первое, что он увидел, это белые кресты и памятники по обе стороны широкой аллеи и черные тени от них и от тополей; и кругом далеко было видно белое и черное, и сонные деревья склоняли свои ветви над белым. Казалось, что здесь было светлей, чем в поле; листья кленов, похожие на лапы, резко выделялись на желтом песке аллей и на плитах, и надписи на памятниках были ясны. На первых порах Старцева поразило то, что он видел теперь первый раз в жизни и чего, вероятно, больше уже не случится видеть: мир, не похожий ни на что другое, — мир, где так хорош и мягок лунный свет, точно здесь его колыбель, где нет жизни, нет и нет, но в каждом темном тополе, в каждой могиле чувствуется присутствие тайны, обещающей жизнь тихую, прекрасную, вечную. От плит и увядших цветов, вместе с осенним запахом листьев, веет прощением, печалью и покоем. Кругом безмолвие; в глубоком смирении с неба смотрели звезды, и шаги Старцева раздавались так резко и некстати. И только когда в церкви стали бить часы и он вообразил самого себя мертвым, зарытым здесь навеки, то ему показалось, что кто-то смотрит на него, и он на минуту подумал, что это не покой и не тишина, а глухая тоска небытия, подавленное отчаяние... Памятник Деметти в виде часовни, с ангелом наверху; когда-то в С. была проездом итальянская опера, одна из певиц умерла, ее похоронили и поставили этот памятник. В городе уже никто не помнил о ней, но лампадка над входом отражала лунный свет и, казалось, горела. Никого не было. Да и кто пойдет сюда в полночь? Но Старцев ждал, и, точно лунный свет подогревал в нем страсть, ждал страстно и рисовал в воображении поцелуи, объятия. Он посидел около памятника с полчаса, потом прошелся по боковым аллеям, со шляпой в руке, поджидая и думая о том, сколько здесь, в этих могилах, зарыто женщин и девушек, которые были красивы, очаровательны, которые любили, сгорали по ночам страстью, отдаваясь ласке. Как в сущности нехорошо шутит над человеком мать-природа, как обидно сознавать это! Старцев думал так, и в то же время ему хотелось закричать, что он хочет, что он ждет любви во что бы то ни стало; перед ним белели уже не куски мрамора, а прекрасные тела, он видел формы, которые стыдливо прятались в тени деревьев, ощущал тепло, и это томление становилось тягостным... И точно опустился занавес, луна ушла под облака, и вдруг всё потемнело кругом. Старцев едва нашел ворота, — уже было темно, как в осеннюю ночь, — потом часа полтора бродил, отыскивая переулок, где оставил своих лошадей.
В книгах и очерках, посвященных таганрогскому некрополю, рассказывается история о том, как надгробие (в предназначении нет сомнений) выловил из моря рыбак. Некоторое время статуя украшала его двор, а затем, то ли после кончины рыбака, то ли после скоропостижной смерти его дочери (тут данные расходятся), каменная девушка перекочевала на кладбище, украсив могилу усопшего(-ей).
Что же, история вполне правдоподобная, только сразу напрашивается вопрос о том, как скульптура оказалась в море. Можно предположить, что ее вымыло при очередном обвале береговой линии с более старого кладбища. А может, ее потеряли или намеренно выбросили за борт с корабля (море-то у нас мелкое, сесть на мель очень просто.
Впрочем, из уст таганрожцев мне доводилось слышать более романтичную историю об этой загадочной могиле. Говорят, вовсе никакой здесь не рыбак похоронен, а утопленница (!) из богатой дворянской семьи. Молодая знатная особа, как водится, влюбилась в простолюдина, а богатые родители, стараясь спасти семью от позора, всячески препятствовали этим отношениям. В конце концов, не мысля свою жизнь без любимого, девушка наложила на себя руки. Самоубийство — тяжкий грех, христиане хоронят тела содеявших его за кладбищенской оградой. Использовав свои связи и деньги, родня всеми правдами и неправдами добились, чтобы их чадо все же похоронили как достойного человека, а на могилу водрузили скульптуру, привезенную из Италии.
Не стоит также сбрасывать со счетов и тот факт, что скульптура могла перекочевать сюда как остаток другого богатого надгробия (известны такие прецеденты). Архивные снимки и описательные рассказы разных периодов позволяют ознакомиться лишь с небольшой частью красивейших скульптур и композиций некрополя, из которых до нас практически ничего не дошло, и к сожалению, среди них пока ничего похожего не было замечено. Быть может, время что-нибудь нам покажет. (с) сайт кладбища
Чехов "Недоброе дело"
— Кто идет?
Ответа нет. Сторож не видит ничего, но сквозь шум ветра и деревьев ясно слышит, что кто-то идет впереди него по аллее. Мартовская ночь, облачная и туманная, окутала землю, и сторожу кажется, что земля, небо и он сам со своими мыслями слились во что-то одно громадное, непроницаемо-черное. Идти можно только ощупью.
— Кто идет? — повторяет сторож, и ему начинает казаться, что он слышит и шёпот и сдержанный смех. — Кто тут?
— Я, батюшка... — отвечает старческий голос.
— Да кто ты?
— Я... прохожий.
— Какой такой прохожий? — сердито кричит сторож, желая замаскировать криком свой страх. — Носит тебя здесь нелегкая! Таскаешься, леший, ночью по кладбищу!
— Нешто тут кладбище?
— А то что же? Стало быть, кладбище! Не видишь?
— О-хо-хо-хх... Царица небесная! — слышится старческий вздох. — Ничего не вижу, батюшка, ничего... Ишь, темень-то какая, темень. Зги не видать, темень-то, батюшка! Ох-хо-хо-ххх...
— Да ты кто такой?
— Я — странник, батюшка, странный человек.
— Черти этакие, полунощники... Странники тоже! Пьяницы... — бормочет сторож, успокоенный тоном и вздохами прохожего. — Согрешишь с вами! День-деньской пьют, а ночью носит их нелегкая. А словно как будто я слыхал, что тут ты не один, а словно вас двое-трое.
— Один, батюшка, один. Как есть один... О-хо-хо-х, грехи наши...
Сторож натыкается на человека и останавливается.
— Как же ты сюда попал? — спрашивает он.
— Заблудился, человек хороший. Шел на Митриевскую мельницу и заблудился.
— Эва! Нешто тут дорога на Митриевскую мельницу? Голова ты баранья! На Митриевскую мельницу надо идтить много левей, прямо из города по казенной дороге. Ты спьяна-то лишних версты три сделал. Надо быть, нализался в городе?
— Был грех, батюшка, был... Истинно, был, не стану греха таить. А как же мне теперь-то идтить?
— А иди всё прямо и прямо по этой аллее, пока в тупик не упрешься, а там сейчас бери влево и иди, покеда всё кладбище пройдешь, до самой калитки. Там калитка будет... Отопри и ступай с богом. Гляди, в ров не упади. А там за кладбищем иди всё полем, полем, полем, пока не выйдешь на казенную дорогу.
— Дай бог здоровья, батюшка. Спаси, царица небесная, и помилуй. А то проводил бы, добрый человек! Будь милостив, проводи до калитки!
— Ну, есть мне время! Иди сам!
— Будь милостив, заставь бога молить. Не вижу ничего, не видать зги, ни синь-пороха, батюшка... Темень-то, темень! Проводи, сударик!
— Да, есть мне время провожаться! Ежели с каждым нянчиться, то этак не напровожаешься.
— Христа ради проводи. И не вижу, и боюсь один кладбищем идтить. Жутко, батюшка, жутко, боюсь, жутко, добрый человек.
— Навязался ты на мою голову, — вздыхает сторож. — Ну, ладно, пойдем!
Сторож и прохожий трогаются с места. Они идут рядом, плечо о плечо и молчат. Сырой, пронзительный ветер бьет им прямо в лица, и невидимые деревья, шумя и потрескивая, сыплют на них крупные брызги... Аллея почти всплошную покрыта лужами.
— Одно мне невдомек, — говорит сторож после долгого молчания, — как ты сюда попал? Ведь ворота на замок заперты. Через ограду перелез, что ли? Ежели через ограду, то старому человеку этакое занятие — последнее дело!
— Не знаю, батюшка, не знаю. Как сюда попал, и сам не знаю. Наваждение. Наказал господь. Истинно, наваждение, лукавый попутал. А ты, батюшка, стало быть, тут в сторожах?
— В сторожах.
— Один на всё кладбище?
Напор ветра так силен, что оба на минуту останавливаются. Сторож, выждав, когда ослабеет порыв ветра, отвечает:
— Нас тут трое, да один в горячке лежит, а другой спит. Мы с ним чередуемся.
— Так, так, батюшка, так. Ветер-то, ветер какой! Чай, покойники слышат! Гудёт, словно зверь лютой... О-хо-хо-х...
— А ты сам откуда?
— Издалече, батюшка. Вологодский я, дальний. По святым местам хожу и за добрых людей молюсь. Спаси и помилуй, господи.
Сторож ненадолго останавливается, чтобы закурить трубку. Он приседает за спиной прохожего и сожигает несколько спичек. Свет первой спички, мелькнув, освещает на одно мгновение кусок аллеи справа, белый памятник с ангелом и темный крест; свет второй спички, сильно вспыхнувшей и потухшей от ветра, скользит, как молния, по левой стороне, и из потемок выделяется только угловая часть какой-то решетки; третья спичка освещает и справа и слева белый памятник, темный крест и решетку вокруг детской могилки.
— Спят покойнички, спят родимые! — бормочет прохожий, громко вздыхая. — Спят и богатые, и бедные, и мудрые, и глупые, и добрые, и лютые. Всем им одна цена. И будут спать до гласа трубного. Царство им небесное, вечный покой.
— Теперь вот идем, а будет время, когда и сами лежать будем, — говорит сторож.
— Так, так. Все, все будем. Нет того человека, который не помрет. О-хо-хо-х. Дела наши лютые, помышления лукавые! Грехи, грехи! Душа моя окаянная, ненасытная, утроба чревоугодная! Прогневал господа, и не будет мне спасения ни на этом, ни на том свете. Завяз в грехи, как червяк в землю.
— Да, а умирать надо.
— То-то что надо.
— Страннику, чай, легче помирать, чем нашему брату... — говорит сторож.
— Странники разные бывают. Есть и настоящие, которые богоугодные, блюдут свою душу, а есть и такие, что по кладбищу ночью путаются, чертей тешат... да-а! Иной, который странник, ежели пожелает, хватит тебя по башке топорищем, а из тебя и дух вон.
— Зачем ты такие слова?
— А так... Ну вот, кажись, и калитка. Она и есть. Отвори-ка, любезный!
Сторож ощупью отворяет калитку, выводит странника за рукав и говорит:
— Тут и конец кладбищу. Теперь иди всё полем и полем, покеда не упрешься в казенную дорогу. Только сейчас тут межевой ров будет, не упади... А выйдешь на дорогу, возьми вправо и так до самой мельницы...
— О-хо-хо-х-х... — вздыхает странник, помолчав. — А я теперь так рассуждаю, что мне незачем на Митриевскую мельницу идтить... За каким лешим я туда пойду? Я лучше, сударик, здесь с тобой постою...
— Зачем тебе со мной стоять?
— А так... с тобой веселей...
— Тоже, нашел себе весельщика! Странник ты, а вижу, любишь шутки шутить...
— Известно, люблю! — говорит прохожий, сипло хихикая. — Ах ты, милый мой, любезный! Чай, долго теперь будешь вспоминать странника!
— Зачем мне тебя вспоминать?
— Да так, обошел я тебя ловко... Нешто я странник? Я вовсе не странник.
— Кто же ты?
— Покойник... Из гроба только что встал... Помнишь слесаря Губарева, что на масленой завесился? Так вот я самый и есть Губарев...
— Ври больше!
Сторож не верит, но чувствует во всем теле такой тяжелый и холодный страх, что срывается с места и начинает быстро нащупывать калитку.
— Постой, куда ты? — говорит прохожий, хватая его за руку. — Э-э-э... ишь ты какой! На кого же ты меня покидаешь?
— Пусти! — кричит сторож, стараясь вырвать руку.
— Сто-ой! Велю стоять и стой... Не рвись, пес поганый! Хочешь в живых быть, так стой и молчи, покеда велю... Не хочется только кровь проливать, а то давно бы ты у меня издох, паршивый... Стой!
У сторожа подгибаются колена. Он в страхе закрывает глаза и, дрожа всем телом, прижимается к ограде. Он хотел бы закричать, но знает, что его крик не долетит до жилья... Возле стоит прохожий и держит его за руку... Минуты три проходит в молчании.
— Один в горячке, другой спит, а третий странников провожает, — бормочет прохожий. — Хорошие сторожа, можно жалованье платить! Не-ет, брат, воры завсегда проворней сторожов были! Стой, стой, не шевелись...
Проходит в молчании пять, десять минут. Вдруг ветер доносит свист.
— Ну, теперь ступай, — говорит прохожий, отпуская руку. — Иди и бога моли, что жив остался.
Прохожий тоже свистит, отбегает от калитки, и слышно, как он прыгает через ров. Предчувствуя что-то очень недоброе и всё еще дрожа от страха, сторож нерешительно отворяет калитку и, закрыв глаза, бежит назад. У поворота на большую аллею он слышит чьи-то торопливые шаги, и кто-то спрашивает его шипящим голосом:
— Это ты, Тимофей? А где Митька?
А пробежав всю большую аллею, он замечает в потемках маленький тусклый огонек. Чем ближе к огоньку, тем страшнее делается и тем сильнее предчувствие чего-то недоброго.
«Огонь, кажись, в церкви, — думает он. — Откуда ему быть там? Спаси и помилуй, владычица! Так оно и есть!»
Минуту сторож стоит перед выбитым окном и с ужасом глядит в алтарь... Маленькая восковая свечка, которую забыли потушить воры, мелькает от врывающегося в окно ветра и бросает тусклые красные пятна на разбросанные ризы, поваленный шкапчик, на многочисленные следы ног около престола и жертвенника...
Проходит еще немного времени, и воющий ветер разносит по кладбищу торопливые, неровные звуки набата...