Пишет Bellena:
Статья с Русской планеты
От себя - как выяснилось, поляки делали абсолютно тоже самое с немецкими могилами. Но дело было в том, что никаких следов того, что та земля была немецкой, не должно было остаться.
У нас причина совсем другая, наверно, это варварство. Хотя вести идеологическую войну с мертвыми - варварство тоже.
Оригиналвзят у в Чужие покойники
Статья с Русской планеты
От себя - как выяснилось, поляки делали абсолютно тоже самое с немецкими могилами. Но дело было в том, что никаких следов того, что та земля была немецкой, не должно было остаться.
У нас причина совсем другая, наверно, это варварство. Хотя вести идеологическую войну с мертвыми - варварство тоже.
Оригиналвзят у в Чужие покойники
Пока на поверхности перекраиваются границы, в земле остаются ее прежние жители. 400 000 беженцев с доставшихся Советскому Союзу территорий не могли взять покойников с собой в Финляндию. «Русская Планета» выяснила, как россияне относятся к такому наследству.
Ностальгический туризм влечет автобусы с европейскими номерами в наши приграничные городки и поселки. Финны называют эту территорию Утраченной Карелией. За границей беженцев и их потомков объединяет землячество каждой из утраченных волостей. Теперь, когда «железного занавеса» уже нет, они наведываются регулярно. Кто-то знает, где в лесу стоял родительский хутор, кто-то даже заходил к новым хозяевам своего дома, и все – обязательно посетят кладбище. После финнов час-другой догорают пластмассовые лампадки. На букете живых цветов до первого дождя читается бумажная бирка со стихами.
![]()
(После визита финнов. Кладбище в поселке Куликово)
Нам удалось поговорить с финном, который только собирается отыскать могилу своей бабушки в Сортавале.
– Том, не боитесь ли вы разочароваться? Наверное, вы слышали уже о вандализме на кладбищах, оказавшихся в России.
– Я не слышал о вандализме. Предполагаю, что об этом упоминается в финских СМИ. Но я родился, вырос и до сих пор живу в Стокгольме, в Швеции, и не читаю по-фински. К сожалению, шведские медиа не интересуются современной Карелией. А вандализмом, должно быть, занимаются подростки. Не могу поверить, что есть взрослые мыслящие люди, действующие в таком роде. Похороненные не могут причинить никакого вреда людям, живущим сейчас в Карелии. Они даже не участвовали в войне.
Тому Андерссону еще предстоит увидеть все своими глазами. Памятники на старом Сортавальском кладбище исписаны или опрокинуты, между ними – костровища и мусор, дальняя часть густо заросла кустами. Почему взрослые люди ведут себя хуже подростков, рассказывает сортавалец Александр Николаев:
– Переселенцы из Белоруссии и знать не знали, что за Финляндия такая и что когда-то это была ее земля. Им наплевать было на все это. Моим родственникам из Питера и Пскова – примерно так же, а сейчас тем более. Как только русские приехали, начали растаскивать памятники просто так, из вредности. Кладбищенские турникеты на входе сперли сразу. Если была машина, то заезжали четверо пьяных мужиков, грузили камень в кузов и везли куда-то в частный дом, не сильно зная, что с ним делать. Разбивали на щебень потом. До того, кто там лежит, вообще дела не было никому.
![]()
(Кладбище г. Сортавала)
Сортавала – живописный город на Ладоге, который и обычных (не ностальгирующих) туристов привлекает пароходами на Валаам и центром, застроенном в стиле финского национального романтизма. Даже на кладбище запустение не смогло скрыть продуманный ландшафт и следы былой монументальности. Оно похоже сейчас на парк разоренной помещичьей усадьбы. Зато в другом приладожском городке, Лахденпохье, все куда скромнее. Кладбище «Центральное» похоже на тысячи таких же в России. Грубые оградки, советские памятники. Только окружает его традиционный для финнов мур из дикого камня да торчат не к месту надгробия с финскими именами. Если приглядеться – это не просто соседство, а кладбищенский second hand. Вот русская фамилия надписана поверх сбитых строк – так хоронили в чужую могилу, даже не меняя памятника. Вот памятник Матти, Якко и Марии Коппиненов – имена и резные ангелы не тронуты, но теперь они смотрят на врытый в их могилу поминальный столик и закрашенный серебрянкой обелиск. Хочешь подняться к другому семейному захоронению, но лестница упирается в оградку – новые хозяева сделали вход с противоположной стороны. Камень с фамилией Кильпио опрокинут и стал ступенькой к Шпаковым. Вторичное использование финских захоронений началось здесь после войны и прекратилось, когда кладбище наполнилось еще раз. Только тогда выделили место под новое.
![]()
(Советская могила в финской. Кладбище г. Лахденпохья)
В местах поглуше и сейчас можно застать старые порядки. Окраина того же Лахденпохского района, поселок Куликово. Когда-то он имел статус «кирконкюля» (кирко – церковь, кюля – деревня), церковного центра волости. Кирху уничтожили сразу, в 1944-м, а над кладбищем трудятся до сих пор. Замшелый мур уцелел, за его пределами так никого и не похоронили. Наоборот, кладбище все больше уплотняется к центру, а лишние кости, говорят, выкидывают в ближайший овражек. Дорожек почти не осталось: каждый отгородил себе про запас такой кусок могильной земли, какой успел. Кладбище одно на все сельское поселение. Мы обращаемся за комментарием в местную администрацию.
– Плана кладбища у нас нет, – безразлично поясняет глава М. Б. Кодяев. – Люди сами хоронят, а потом приходят к нам за справкой.
Без контроля властей за порядком на городских кладбищах следит кладбищенская мафия. А в этом карельском поселке народ дружно осуществляет самоуправление в чистом виде. Самозахват земли, что под гаражи и огороды, что под могилы, администрацию не беспокоит. Чиновникам незачем провоцировать народное возмущение. Ведь даже на вопросы о том, почему хоронят на месте финских могил, местные реагируют как на оскорбление.
– Не люблю, когда начинают негативно отзываться о нашей родине, – говорит жительница поселка. – Что-то у нас не так, что-то у нас не то. Мы здесь родились, и мне бы хотелось, чтобы видели больше хорошего, чем плохого.
Несколько раз довелось услышать и аргумент. Такой:
– Вот в Европе похоронили, прошло тридцать лет – и освобождают могилу.
Европа совсем рядом. До финской границы пара десятков километров. Мы нарочно посещаем кладбища финляндской провинции Северная Карелия – и городские, и крошечные погосты, раскиданные среди хуторов. Они совсем не похожи на российские, там приятно гулять. Аккуратный газон, у резервуаров с водой висят общественные лейки для полива цветов. Могилы, все до единой, ухожены, вне зависимости от их давности.
![]()
(Кладбище г. Йоэнсуу, Финляндия)
Пия Гранрот – из тех, кому не повезло. Могилы ее предков оказались в России.
– Как вы нашли в Сортавале могилу родственников?
– У меня были сведения о месте захоронения. Могила в целом в порядке, хотя надгробие унесено в сторону и сломано. Но там под землей кости моих предков. Ездили так часто, как могли. Ухаживали за могилой, приносили свечи и живые цветы. Чтили память покойных, которые остались на той стороне, когда наша земля была отнята у нас силой.
– Беспокоитесь ли вы за сохранность семейного захоронения?
– Мы не знаем, что произойдет с могилой. Надеюсь, россияне будут оказывать уважение к кладбищам. Но это только надежда – моя и, конечно, всех финнов. Российские граждане не уважают наших пожеланий, на финских кладбищах в России случается много вандализма. Это очень печально, но властям все равно. Разумеется, цивилизованные люди должны с уважением относиться к местам захоронений, как это делалось в течение тысяч лет. Но не у вас.
– Какие впечатления остались у вас от посещения российских кладбищ?
– В Финляндии кладбища ухожены и красивы, там живые цветы и свечи. На русских –цветы пластмассовые, и они так ужасно уродливы, что оскорбляют память покойных. Думаю, живые цветы не настолько дорого стоят в России, чтобы нельзя было позволить себе принести их на кладбище.
О вкусах не спорят. Не бывает и универсальной нравственности. Христианская идея обеспечить могилой каждого покойника давно превратила бы в некрополи целые страны, если бы не была такой наивной. Лишние кладбища уничтожали во все времена. Какими моральными нормами руководствуются любители пластмассовых венков, показывает случай на одном из современных кладбищ Приладожья. В городе Приозерске, где на месте финского кладбища давно стоит школа, неизвестные пробрались на советское, опрокинули там надгробия и кресты, разломали столики. Местные жители не стали подсчитывать, истек ли тридцатилетний срок годности у оскверненных захоронений. Районная газета опубликовала следующие результаты опроса общественности:
«– Жаль, что не застал на месте, убил бы!
– Это нелюди, нормальный человек громить кладбище не пойдет
– Это дикари. Судить таких надо – и в тюрьму!».
Когда дело касается не финских захоронений, оказывается, что и законы не оставляют места для самодеятельности. Несколько лет назад сторож того же кладбища заметил, что кто-то раскопал старую могилу, собираясь сделать подхоронку. Нарушителю грозило уголовное дело сразу по двум статьям: «Надругательство над телами умерших и местами захоронений» (ст. 244) и «Самоуправство» (ст. 230). Виновницей оказалась Раиса Николаевна Шабанова. Она так и не поняла, почему не может самостоятельно подхоронить свою мать к родственникам. Ведь переехала в Приозерск из того самого поселка Куликово:
– Там все было по-другому, – поясняет Раиса Николаевна. – Если кого-то хоронили, никаких проблем не возникало: все чисто, культурно. А здесь?
За чистотой и культурностью в их традиционном понимании следят только местные дон кихоты. И то лишь там, где кладбища не использовались вторично. Например, в Сортавале.
– Заниматься кладбищем стал по личной инициативе, – рассказывает Олег Лангер. – Сначала ради интереса заглядывал на кладбища. Со временем затянуло, стал собирать мусор, пилить кусты, косить траву, откапывать и устанавливать отдельные памятники. Из практики могу сказать, что чем больше приводишь кладбище в порядок, тем меньше становится посягательств. Только что восстановленный, не закрепленный еще памятник поначалу могут тут же опрокинуть. Но поставленный снова и снова, он остается стоять.
![]()
(Реставрационные работы Олега Лангера на кладбище г. Сортавала. Фото из архива О. Лангера)
– Как люди реагируют на то, что вы делаете?
– Как-то мне помогла одна бабушка. Ее дочь гуляла с собакой по кладбищу. Из-за зарослей она даже не подозревала о существовании на кладбище склепа сортавальских меценатов Халлонбладов. Когда я порубал деревья и кусты, она увидела склеп и рассказала матери. Вместе они прибежали на кладбище, стали помогать мне выносить срубленные ветки. А однажды парень, турист из Калининграда, принял меня за расхитителя могил и с вызовом на меня набросился. Мне удалось убедить его, что я не раскапываю, а благоустраиваю. У них там в Калининграде тоже немецкое наследие в упадке.
– Худшие времена у сортавальского кладбища уже позади?
– В девяностые годы памятники, например, массово вывозились целыми грузовиками с целью перелицовки. По слухам, один из бывших мэров города причастен к хищению литого чугунного турникета из усыпальницы Халлонбладов. Теперь официально существует план реконструкции кладбища со всеми обмерами, он демонстрировался во время одного совместного с финнами семинара. Но план есть только на бумаге, больше ничего нет – ни воли, ни средств. Кстати, финны подарили городу два триммера, чтобы косили на кладбище. Какое-то время обкашивали центральные дорожки и главный монумент (Гражданской войне в Финляндии), но потом все прекратилось.
Сейчас Олег Лангер живет в Петрозаводске. Хотел бы вернуться в Сортавалу и создать организацию по восстановлению старого кладбища:
– Финны бы помогли. Только вот наши власти любят препоны ставить. Им не нравится, когда деньги или даже инструменты, материалы идут мимо них. Дают понять, кто в доме хозяин: либо через них, либо никак. А вот на голом энтузиазме позволяют работать, сколько влезет. Потом еще и результаты чужого труда можно демонстрировать при случае.
В Выборге, бывшем губернском центре утраченных Финляндией территорий, такая общественная организация уже есть, и власти ей не мешают. Началось с того, что выборжане выступили против застройки старого кладбища Сорвали. Сохранив, решили взяться и за восстановление. Евросоюз выделил на это грант – 200 тысяч евро. Автор проекта, Алла Ивановна Матвиенко, смеясь, называет себя «городской сумасшедшей»:
– Финансирование давно кончилось, а проект продолжается. Это такая тема, которую бросить никак нельзя. Мервые на нас сверху смотрят... Вот и волонтерствуем. С 2008 года мы каждое лето организуем работы.
Символом восстанавливаемого кладбища стала скульптура скорбящей девушки из розового гранита. Расколотая по талии, она была соединена металлическими штырями, утраченная голова сделана заново. Не можем не поинтересоваться, откуда на такое берутся средства:
– Семья Отсакорпи, на могиле которой стояла вот эта девушка, была очень состоятельной. Наследников у них не было, и они в Выборге создали фонд, и все свои деньги завещали этому фонду. Фонд так и называется – «Отсакорпи», он до сих пор существует в Финляндии. В первом пункте завещания написано: содержать в порядке могилы семейства. Так что деньги нам выделил этот фонд. На то, чтобы восстановить площадку на семейном захоронении Хакманов (тоже очень известное выборгское семейство), нам давали средства родственники. В глубине кладбища есть маленький такой памятничек, очень маленький, мне его товарищ по копанию на кладбище сделал бесплатно. Там похоронен финн, у которого никогда не было памятника. Он умер в 1943 году, и родственники ему памятник поставить не успели.
– Много ли желающих помогать в восстановлении кладбища?
– Это все от энтузиастов. Массового внимания народа к этой теме нет. Мы это отняли, втоптали в грязь. Втоптали здесь в грязь и свою собственную историю. Наш проект пролил свет вот на такой вопрос. Финны всегда говорили, что через их кладбище проложили дорогу. Исследуя это, мы определили, что по их, лютеранской части кладбища никто дорогу не прокладывал, а ровнехонько проложили ее по православной части. По костям наших солдат, генералов. Выкопали и выбросили их, наверное.
– Но все-таки отношение горожан к кладбищу как-то меняется?
– Меняется отношение людей. Сейчас нет такого, чтобы кто-нибудь, например, выносил мешками мусор туда. Вы знаете, даже алкоголики, которые приходят на кладбище пьянствовать, себя ведут уже по-другому… Когда мы начали расчистку площадки на захоронении Хакманов, а она была мощена черными гранитными плитами, сразу же целый угол этих камней сняли и украли. А теперь у нас на кладбище ничего не воруют. Наоборот, возвращают. После войны люди старшего поколения уносили с кладбища могильные плиты, чтобы использовать их для всяких хозяйственных нужд. Сейчас к нам часто обращаются молодые люди, особенно живущие около кладбища. Те, кто, получает в наследство старые жилища, начинает там переделывать: например, переворачивают ступеньки у крылечка, а те сделаны из могильных камней. Звонят мне: «У нас тут во дворе могильные камни, а мы этого не хотим, заберите». Я говорю: «Что значит «заберите»? Я должна нанять машину, я должна нанять людей. Вы каким-то образом с кладбища доставили это домой (я понимаю, что это было давно), так найдите возможность вернуть их обратно». И люди привозят.
Должно быть, настало время собирать камни.
Роман и Дарья Нуриевы,
"Русская планета"
Ностальгический туризм влечет автобусы с европейскими номерами в наши приграничные городки и поселки. Финны называют эту территорию Утраченной Карелией. За границей беженцев и их потомков объединяет землячество каждой из утраченных волостей. Теперь, когда «железного занавеса» уже нет, они наведываются регулярно. Кто-то знает, где в лесу стоял родительский хутор, кто-то даже заходил к новым хозяевам своего дома, и все – обязательно посетят кладбище. После финнов час-другой догорают пластмассовые лампадки. На букете живых цветов до первого дождя читается бумажная бирка со стихами.
(После визита финнов. Кладбище в поселке Куликово)
Нам удалось поговорить с финном, который только собирается отыскать могилу своей бабушки в Сортавале.
– Том, не боитесь ли вы разочароваться? Наверное, вы слышали уже о вандализме на кладбищах, оказавшихся в России.
– Я не слышал о вандализме. Предполагаю, что об этом упоминается в финских СМИ. Но я родился, вырос и до сих пор живу в Стокгольме, в Швеции, и не читаю по-фински. К сожалению, шведские медиа не интересуются современной Карелией. А вандализмом, должно быть, занимаются подростки. Не могу поверить, что есть взрослые мыслящие люди, действующие в таком роде. Похороненные не могут причинить никакого вреда людям, живущим сейчас в Карелии. Они даже не участвовали в войне.
Тому Андерссону еще предстоит увидеть все своими глазами. Памятники на старом Сортавальском кладбище исписаны или опрокинуты, между ними – костровища и мусор, дальняя часть густо заросла кустами. Почему взрослые люди ведут себя хуже подростков, рассказывает сортавалец Александр Николаев:
– Переселенцы из Белоруссии и знать не знали, что за Финляндия такая и что когда-то это была ее земля. Им наплевать было на все это. Моим родственникам из Питера и Пскова – примерно так же, а сейчас тем более. Как только русские приехали, начали растаскивать памятники просто так, из вредности. Кладбищенские турникеты на входе сперли сразу. Если была машина, то заезжали четверо пьяных мужиков, грузили камень в кузов и везли куда-то в частный дом, не сильно зная, что с ним делать. Разбивали на щебень потом. До того, кто там лежит, вообще дела не было никому.
(Кладбище г. Сортавала)
Сортавала – живописный город на Ладоге, который и обычных (не ностальгирующих) туристов привлекает пароходами на Валаам и центром, застроенном в стиле финского национального романтизма. Даже на кладбище запустение не смогло скрыть продуманный ландшафт и следы былой монументальности. Оно похоже сейчас на парк разоренной помещичьей усадьбы. Зато в другом приладожском городке, Лахденпохье, все куда скромнее. Кладбище «Центральное» похоже на тысячи таких же в России. Грубые оградки, советские памятники. Только окружает его традиционный для финнов мур из дикого камня да торчат не к месту надгробия с финскими именами. Если приглядеться – это не просто соседство, а кладбищенский second hand. Вот русская фамилия надписана поверх сбитых строк – так хоронили в чужую могилу, даже не меняя памятника. Вот памятник Матти, Якко и Марии Коппиненов – имена и резные ангелы не тронуты, но теперь они смотрят на врытый в их могилу поминальный столик и закрашенный серебрянкой обелиск. Хочешь подняться к другому семейному захоронению, но лестница упирается в оградку – новые хозяева сделали вход с противоположной стороны. Камень с фамилией Кильпио опрокинут и стал ступенькой к Шпаковым. Вторичное использование финских захоронений началось здесь после войны и прекратилось, когда кладбище наполнилось еще раз. Только тогда выделили место под новое.
(Советская могила в финской. Кладбище г. Лахденпохья)
В местах поглуше и сейчас можно застать старые порядки. Окраина того же Лахденпохского района, поселок Куликово. Когда-то он имел статус «кирконкюля» (кирко – церковь, кюля – деревня), церковного центра волости. Кирху уничтожили сразу, в 1944-м, а над кладбищем трудятся до сих пор. Замшелый мур уцелел, за его пределами так никого и не похоронили. Наоборот, кладбище все больше уплотняется к центру, а лишние кости, говорят, выкидывают в ближайший овражек. Дорожек почти не осталось: каждый отгородил себе про запас такой кусок могильной земли, какой успел. Кладбище одно на все сельское поселение. Мы обращаемся за комментарием в местную администрацию.
– Плана кладбища у нас нет, – безразлично поясняет глава М. Б. Кодяев. – Люди сами хоронят, а потом приходят к нам за справкой.
Без контроля властей за порядком на городских кладбищах следит кладбищенская мафия. А в этом карельском поселке народ дружно осуществляет самоуправление в чистом виде. Самозахват земли, что под гаражи и огороды, что под могилы, администрацию не беспокоит. Чиновникам незачем провоцировать народное возмущение. Ведь даже на вопросы о том, почему хоронят на месте финских могил, местные реагируют как на оскорбление.
– Не люблю, когда начинают негативно отзываться о нашей родине, – говорит жительница поселка. – Что-то у нас не так, что-то у нас не то. Мы здесь родились, и мне бы хотелось, чтобы видели больше хорошего, чем плохого.
Несколько раз довелось услышать и аргумент. Такой:
– Вот в Европе похоронили, прошло тридцать лет – и освобождают могилу.
Европа совсем рядом. До финской границы пара десятков километров. Мы нарочно посещаем кладбища финляндской провинции Северная Карелия – и городские, и крошечные погосты, раскиданные среди хуторов. Они совсем не похожи на российские, там приятно гулять. Аккуратный газон, у резервуаров с водой висят общественные лейки для полива цветов. Могилы, все до единой, ухожены, вне зависимости от их давности.
(Кладбище г. Йоэнсуу, Финляндия)
Пия Гранрот – из тех, кому не повезло. Могилы ее предков оказались в России.
– Как вы нашли в Сортавале могилу родственников?
– У меня были сведения о месте захоронения. Могила в целом в порядке, хотя надгробие унесено в сторону и сломано. Но там под землей кости моих предков. Ездили так часто, как могли. Ухаживали за могилой, приносили свечи и живые цветы. Чтили память покойных, которые остались на той стороне, когда наша земля была отнята у нас силой.
– Беспокоитесь ли вы за сохранность семейного захоронения?
– Мы не знаем, что произойдет с могилой. Надеюсь, россияне будут оказывать уважение к кладбищам. Но это только надежда – моя и, конечно, всех финнов. Российские граждане не уважают наших пожеланий, на финских кладбищах в России случается много вандализма. Это очень печально, но властям все равно. Разумеется, цивилизованные люди должны с уважением относиться к местам захоронений, как это делалось в течение тысяч лет. Но не у вас.
– Какие впечатления остались у вас от посещения российских кладбищ?
– В Финляндии кладбища ухожены и красивы, там живые цветы и свечи. На русских –цветы пластмассовые, и они так ужасно уродливы, что оскорбляют память покойных. Думаю, живые цветы не настолько дорого стоят в России, чтобы нельзя было позволить себе принести их на кладбище.
О вкусах не спорят. Не бывает и универсальной нравственности. Христианская идея обеспечить могилой каждого покойника давно превратила бы в некрополи целые страны, если бы не была такой наивной. Лишние кладбища уничтожали во все времена. Какими моральными нормами руководствуются любители пластмассовых венков, показывает случай на одном из современных кладбищ Приладожья. В городе Приозерске, где на месте финского кладбища давно стоит школа, неизвестные пробрались на советское, опрокинули там надгробия и кресты, разломали столики. Местные жители не стали подсчитывать, истек ли тридцатилетний срок годности у оскверненных захоронений. Районная газета опубликовала следующие результаты опроса общественности:
«– Жаль, что не застал на месте, убил бы!
– Это нелюди, нормальный человек громить кладбище не пойдет
– Это дикари. Судить таких надо – и в тюрьму!».
Когда дело касается не финских захоронений, оказывается, что и законы не оставляют места для самодеятельности. Несколько лет назад сторож того же кладбища заметил, что кто-то раскопал старую могилу, собираясь сделать подхоронку. Нарушителю грозило уголовное дело сразу по двум статьям: «Надругательство над телами умерших и местами захоронений» (ст. 244) и «Самоуправство» (ст. 230). Виновницей оказалась Раиса Николаевна Шабанова. Она так и не поняла, почему не может самостоятельно подхоронить свою мать к родственникам. Ведь переехала в Приозерск из того самого поселка Куликово:
– Там все было по-другому, – поясняет Раиса Николаевна. – Если кого-то хоронили, никаких проблем не возникало: все чисто, культурно. А здесь?
За чистотой и культурностью в их традиционном понимании следят только местные дон кихоты. И то лишь там, где кладбища не использовались вторично. Например, в Сортавале.
– Заниматься кладбищем стал по личной инициативе, – рассказывает Олег Лангер. – Сначала ради интереса заглядывал на кладбища. Со временем затянуло, стал собирать мусор, пилить кусты, косить траву, откапывать и устанавливать отдельные памятники. Из практики могу сказать, что чем больше приводишь кладбище в порядок, тем меньше становится посягательств. Только что восстановленный, не закрепленный еще памятник поначалу могут тут же опрокинуть. Но поставленный снова и снова, он остается стоять.
(Реставрационные работы Олега Лангера на кладбище г. Сортавала. Фото из архива О. Лангера)
– Как люди реагируют на то, что вы делаете?
– Как-то мне помогла одна бабушка. Ее дочь гуляла с собакой по кладбищу. Из-за зарослей она даже не подозревала о существовании на кладбище склепа сортавальских меценатов Халлонбладов. Когда я порубал деревья и кусты, она увидела склеп и рассказала матери. Вместе они прибежали на кладбище, стали помогать мне выносить срубленные ветки. А однажды парень, турист из Калининграда, принял меня за расхитителя могил и с вызовом на меня набросился. Мне удалось убедить его, что я не раскапываю, а благоустраиваю. У них там в Калининграде тоже немецкое наследие в упадке.
– Худшие времена у сортавальского кладбища уже позади?
– В девяностые годы памятники, например, массово вывозились целыми грузовиками с целью перелицовки. По слухам, один из бывших мэров города причастен к хищению литого чугунного турникета из усыпальницы Халлонбладов. Теперь официально существует план реконструкции кладбища со всеми обмерами, он демонстрировался во время одного совместного с финнами семинара. Но план есть только на бумаге, больше ничего нет – ни воли, ни средств. Кстати, финны подарили городу два триммера, чтобы косили на кладбище. Какое-то время обкашивали центральные дорожки и главный монумент (Гражданской войне в Финляндии), но потом все прекратилось.
Сейчас Олег Лангер живет в Петрозаводске. Хотел бы вернуться в Сортавалу и создать организацию по восстановлению старого кладбища:
– Финны бы помогли. Только вот наши власти любят препоны ставить. Им не нравится, когда деньги или даже инструменты, материалы идут мимо них. Дают понять, кто в доме хозяин: либо через них, либо никак. А вот на голом энтузиазме позволяют работать, сколько влезет. Потом еще и результаты чужого труда можно демонстрировать при случае.
В Выборге, бывшем губернском центре утраченных Финляндией территорий, такая общественная организация уже есть, и власти ей не мешают. Началось с того, что выборжане выступили против застройки старого кладбища Сорвали. Сохранив, решили взяться и за восстановление. Евросоюз выделил на это грант – 200 тысяч евро. Автор проекта, Алла Ивановна Матвиенко, смеясь, называет себя «городской сумасшедшей»:
– Финансирование давно кончилось, а проект продолжается. Это такая тема, которую бросить никак нельзя. Мервые на нас сверху смотрят... Вот и волонтерствуем. С 2008 года мы каждое лето организуем работы.
Символом восстанавливаемого кладбища стала скульптура скорбящей девушки из розового гранита. Расколотая по талии, она была соединена металлическими штырями, утраченная голова сделана заново. Не можем не поинтересоваться, откуда на такое берутся средства:
– Семья Отсакорпи, на могиле которой стояла вот эта девушка, была очень состоятельной. Наследников у них не было, и они в Выборге создали фонд, и все свои деньги завещали этому фонду. Фонд так и называется – «Отсакорпи», он до сих пор существует в Финляндии. В первом пункте завещания написано: содержать в порядке могилы семейства. Так что деньги нам выделил этот фонд. На то, чтобы восстановить площадку на семейном захоронении Хакманов (тоже очень известное выборгское семейство), нам давали средства родственники. В глубине кладбища есть маленький такой памятничек, очень маленький, мне его товарищ по копанию на кладбище сделал бесплатно. Там похоронен финн, у которого никогда не было памятника. Он умер в 1943 году, и родственники ему памятник поставить не успели.
– Много ли желающих помогать в восстановлении кладбища?
– Это все от энтузиастов. Массового внимания народа к этой теме нет. Мы это отняли, втоптали в грязь. Втоптали здесь в грязь и свою собственную историю. Наш проект пролил свет вот на такой вопрос. Финны всегда говорили, что через их кладбище проложили дорогу. Исследуя это, мы определили, что по их, лютеранской части кладбища никто дорогу не прокладывал, а ровнехонько проложили ее по православной части. По костям наших солдат, генералов. Выкопали и выбросили их, наверное.
– Но все-таки отношение горожан к кладбищу как-то меняется?
– Меняется отношение людей. Сейчас нет такого, чтобы кто-нибудь, например, выносил мешками мусор туда. Вы знаете, даже алкоголики, которые приходят на кладбище пьянствовать, себя ведут уже по-другому… Когда мы начали расчистку площадки на захоронении Хакманов, а она была мощена черными гранитными плитами, сразу же целый угол этих камней сняли и украли. А теперь у нас на кладбище ничего не воруют. Наоборот, возвращают. После войны люди старшего поколения уносили с кладбища могильные плиты, чтобы использовать их для всяких хозяйственных нужд. Сейчас к нам часто обращаются молодые люди, особенно живущие около кладбища. Те, кто, получает в наследство старые жилища, начинает там переделывать: например, переворачивают ступеньки у крылечка, а те сделаны из могильных камней. Звонят мне: «У нас тут во дворе могильные камни, а мы этого не хотим, заберите». Я говорю: «Что значит «заберите»? Я должна нанять машину, я должна нанять людей. Вы каким-то образом с кладбища доставили это домой (я понимаю, что это было давно), так найдите возможность вернуть их обратно». И люди привозят.
Должно быть, настало время собирать камни.
Роман и Дарья Нуриевы,
"Русская планета"